В далеком детстве я любила ловить жуков-короедов и отрывать им лапки. Однажды ко мне подошли более взрослые дети и сказали: «Как ты можешь! Ему же больно!». Тогда я стала думать: «Если ему так больно, то почему он не кричит?»

Я продолжила свой садистский эксперимент. Оторвала одну ножку – и ничего: жук продолжил свое движение. Оторвала вторую – ползет дальше. И вот, когда я оторвала все лапки несчастному, я вдруг стала осознавать, как бедному насекомому должно быть больно. До меня наконец-то дошло, что не все живые существа могут издавать звуки, не все звуки я могу услышать, а боль может быть невидимой!

Поначалу я рассуждала так: «когда я отрываю лапку жуку, моя нога или рука не болит, значит и жуку не больно». Я не отделяла то, что я делаю от себя и своих чувств. Я знала, что дети показывают свою боль: они плачут, кричат, обижаются и даже могут стукнуть тебя в ответ. А как живые существа могут переживать боль, никак внешне этого не показывая, я не знала. Как мне понять, что ему больно?

И вот, думая над всем этим, я поставила себя на место жука. Что если вдруг, какое-то огромное существо оторвет мне все конечности и бросит умирать? В этот момент на меня обрушилась боль моих вымышленных ран, страдания жука, вся боль, которую я когда-либо причинила другим. Слезы брызнули из глаз. Я поняла, как страдает насекомое. И что еще ужасней, я прочувствовала на себе, как сильна непроявленная боль. Как должно быть ужасно не выпускать боль во вне в виде крика и слез, а держать это внутри, страдать молча. Ведь несчастный жук не мог меня ударить, заорать, даже заплакать.

Я его убила и похоронила. И больше никогда не причиняла вред животным.

А что происходит в мире людей? Чаще всего физическую боль человек выражает эмоциями, криками, слезами, действиями. А как быть с душевной? Эта боль невидимая, особенно, когда человек уже перестал плакать и как-то ее проявлять. Она вместе с ним живет в его сердце или уютно устроилась в мышечном зажиме, а другие люди этого просто не могут видеть! И никто никогда не сможет оказаться внутри тебя и разделить твои внутренние, глубокие страдания. Никто не посмотрит твоим взглядом, никто не почувствует твоими чувствами, никто не поймет, как страдаешь именно ты. Окружающие могут не видеть, что тебе больно, потому что боль может быть молчаливой, как у насекомого из моего детства.

Чему научил меня этот эпизод из прошлого? Ставить себя на место другого. Попытаться немного прикоснуться к его истории, чувствам или даже ране. И я могу ощущать уже своими чувствами чужую боль. Я могу плакать с клиентом, потому что я живой человек и у меня тоже есть эмоции. Я не ухожу в себя, я всегда остаюсь с клиентом. В этом разница между непроработанностью психолога от искренней поддержки и сопереживания. Внутренняя боль может быть знакомой, ее можно показать в доверительной обстановке, с ней можно разговаривать и работать, даже с такой молчаливой и внешне невидимой.

В отличии от жуков, мы можем приоткрыть рану, посмотреть на свою боль и попытаться ее выразить. Это сложно: если боль достаточно закапсулированна, то ее не так просто выразить. Но намного легче будет вам, вашему организму, если вы достанете эти камни, если боль выльется с потоком слез, или выйдет в яростном крике. Боль можно и нужно выражать. Иначе как же другие поймут, что вам больно?